
Байка понравилась. Рассказывал её Михаил Александрович Быков - диктор Ленинградского телевидения, ещё известный как голос Ленинградского-Петербургского метрополитена.
1983 год, торжественное собрание, посвященное 60-летию Первого секретаря Ленинградского обкома партии Григория Романова. Поздравления (Золотая звезда Героя Соцтруда, все дела). а у Быкова выступление. Как так получилось, что он читает стихотворение о Ленине.
"А он при жизни не был награждён.
Ни ордена, ни званья, ни медали!
Когда бойцов Гражданской награждали,
Себя отметить не позволил он..."
Быков выступил, ушёл за кулисы и потихоньку стал замечать, что его все начинают сторониться. Ну, прочитал стих о Ленине, что ж такого...
Забегали! Появились искусствоведы в штатском: "Кто разрешил? Как такие стихи можно читать? Григорий свет Васильевич такую награду получает, а вы его орденом попрекнули, такой праздник испортили... Это диверсия! Вы все тут сядете!" Конечно, все причастные и не очень подоставали валидол. Сидят, ждут, а что ещё делать.
Наконец входит человек чином посерьёзнее искусствоведа.
- Что сидите такие кислые? Расслабьтесь! Понравилось ему, очень душевно, чуть слезу не пустил, передаёт вот благодарность.
***
С этим стихотворением у меня есть ещё пара воспоминаний. Однажды (год 1987 - юбилейный для Страны Советов) у нас наша классная руководительница решила, что на очередном торжественном смотре по-моему ко дню рождения Вождя должно прозвучать не что иное как именно это стихотворение. Надо ли говорить, что репетиции проходили в актовом зале вместо уроков математики и сопровождались её отборной руганью в отношении нас, что, мол, мы никак не можем прочитать с выражением такое замечательное стихотворение.
Но дело не в этом, а в том, что именно тогда я увидел впервые в жизни падение человека в обморок. Знатно, отвесно, со сцены, из первого ряда, лицом вниз, ногами вверх, с грохотом, наконец. Ленка Соловьёва разрядила тогда обстановку, повергнув некоторых девчонок в ужас. Катька Довгорук так и сказала: "Вот стою я и как в замедленном повторе смотрю, как Ленка берёт и падает. И вот она только что стояла тут, а теперь перед тобой открывается пустота."
С Ленкой потом всё будет нормально: и вообще, и конкретно тогда. Никаких видимых увечий. :)
А ещё, в пандан, как говорится, дожили мы до представления на сцене и, конечно, в самый последний момент, уже там я забыл, с каких слов начинается мой кусок текста. Пришлось собирать клочки воспоминаний в нечто целое, так что строфа, где на венок Ленину вешают боевой революционный орден, начиналась словами: "Браточки, я чего просить хочу, я проживаю в городе Ирбите..." ("мой орден передайте Ильичу, он больше заслужил, чем я, возьмите!" - я до сих пор это помню).
Та же Катька потом вспоминала: "И вот я слышу это слово "браточки" и меня распирает. Смотрю на лицо нашей классной и не могу сдержаться, и чем больше на нее смотрю, тем больше хочется ржать". Я, конечно, тогда немного пятнами попокрывался, но дело было сделано, всё.
Потом они повздорят, отличница-хорошистка Катька и наша классная, и расстанутся громко под недоуменное девичье "Хи". Ну там много будет таких "расставаний" - классная в результате уволится, глубоко обиженная на всех нас, на каждого по своей причине.